GAY LIFE

Дело было так. В ночь на 28 июня 1969 года в баре под названием «Стоунволл» в нью-йоркском районе Гринвич-Виллидж случился рейд. Это было обычное явление. Когда вышибала, смотревший на улицу — и на потенциальных посетителей — сквозь глазок в запертой двери, видел приближавшихся полицейских, в обычно затемненном клубе включали верхний свет. Это был знак присутствующим перестать танцевать, обниматься, держаться за руки. В то время в городе Нью-Йорке, как и во многих других городах, действовало множество местных законов, направленных конкретно против гей-баров: запрещались танцы с партнерами своего пола, запрещались публичные проявления нежности между однополыми парами, запрещалось женщинам носить на публике мужскую одежду, а мужчинам — женскую (на себе надо было иметь не менее трех вещей, соответствующих полу). Нарушения грозили штрафами, задержаниями и — самое страшное — публикациями в местных газетах и сообщением о задержании и его причине по месту работы.

В ту ночь в баре «Стоунволл» что-то случилось. Когда посетителей — подавляющее большинство были мужчинами — выстроили, как обычно, вдоль стены для проверки документов, они вдруг отказались эти документы предъявлять. Когда полицейские-женщины собрались проследовать в туалет с посетителями, одетыми в женскую одежду, для «проверки пола», эти посетители отказались идти с ними. Дальше — больше: когда полицейские выводили посетительницу женского пола из бара в наручниках, она вдруг стала сопротивляться. Это происходило уже на улице, посреди самого популярного среди геев и лесбиянок района Нью-Йорка, и началась цепная реакция: собралась толпа, полицейские машины с запертыми в них посетителями бара стали раскачивать, кого-то удалось вызволить; полицейских закидывали камнями и палками. Уличные беспорядки, получившие название Stonewall Riots, продолжались, с перерывами, трое суток.

Спустя неделю произошло еще более важное событие. Нет, это не было первой гей-демонстрацией в Америке: к тому времени организация под названием The Mattachine Society уже несколько лет проводила пикеты 4 июля, в День независимости. На эти пикеты приходили благообразные мужчины в строгих костюмах и женщины в юбках консервативного покроя. Они никогда не держались за руки и вообще никак не проявляли своей сексуальной ориентации; чтобы никого не оскорбить, они даже не писали слово «гей» на своих плакатах, на которых были исключительно обтекаемые фразы: «Справедливое отношение ко всем гражданам» или «Невидимое меньшинство Америки». Целью этих пикетов было доказать консервативным американцам, что геи и лесбиянки — такие же, совершенно такие же люди, как все остальные, и их не стоит бояться. Так вот, в этот раз на демонстрацию пришли совсем другие люди, не клерки в костюмах, а трансвеститы и дайки из Гринвич-Виллидж. Они держались за руки, за что организатор консервативного пикета на них страшно кричал и даже пытался их разнять.

А спустя еще год, в годовщину Stonewall Riots, во всех крупных городах Америки прошли первые gay pride parades, буквально «парады гейской гордости». С тех пор они проходят каждый год, уже не только в крупных городах и далеко не только в Америке. Вы спросите, чем тут гордиться? Я для того и описала предысторию парада, чтобы это стало понятно. Слово pride было адресовано тому организатору пикетов, который пытался разнять взявшихся за руки участников, и тем полицейским, которые считали само собой разумеющимся свое право учинить «проверку пола». Ставший тогда популярным значок Gay&Proud, по-хорошему, стоит переводить как «Я гей, и мне нечего стесняться». С какой, действительно, стати человек должен стесняться своей любви, да даже и своих вкусов в одежде?

Спустя 42 года почти невозможно поверить, что в Нью-Йорке — в Нью-Йорке! — были такие законы и такие порядки. В большинстве западных стран так или иначе признаны однополые союзы; газета The New York Times печатает свадебные объявления гомосексуальных и гетеросексуальных пар в одной и той же форме на одних и тех же страницах. Стратегия «мне нечего стесняться» оказалась очень действенной, поразительно обезоруживающей: она заставляла окружающих наконец увидеть в геях и лесбиянках людей, и в этом смысле она оказалась куда более эффективной, чем пикеты людей без лиц, в одинаковых серых костюмах.

Московские гей-парады — продолжение той же самой традиции. Раз в год горстка молодых людей выходит на улицу, чтобы сказать: «Мне нечего стесняться». Об этом, например, написала в своем блоге корреспондентка «Новой газеты» Елена Костюченко  — рассказала о себе, о своей девушке Ане и пошла на Болотную площадь. Теперь она в больнице с подозрением на сотрясение мозга. У меня есть ужасное подозрение. Мне кажется, что стратегия гей-парадов не подходит для российского общества. Нет, не потому, что оно более гомофобное, чем любое другое — гомофобия сама по себе, как показывает опыт американского общества, лечится довольно быстро и эффективно, да и вообще разновидности ксенофобии включаются и выключаются с удивительной скоростью (помните государственный антисемитизм?Современные дети с трудом верят, что такое вообще могло быть). Мне кажется, все гораздо хуже: посыл «мне нечего стесняться» вообще не подходит для российского общества, он сам по себе, безотносительно сексуальной ориентации, вызывает агрессивное раздражение. В России всем должно быть что скрывать и чего стыдиться.